2. Вид с ветлы

07. Братец и тётушка: вид с ветлы.

Проходит приблизительно полчаса, прежде чем я замечаю, что кто-то поднимается по склону, а ещё через несколько секунд вижу, сто это мой брат.

— Это ты Жорж? — искренне удивляюсь я.

— Как видишь, — отвечает он. — А это ты наслал на нас эту саранчу?

— Какую?

— Ту, которая, хрустя под ногами сухими ветками, покашливая и издавая прочие звуки, так и не позволила нам с тётушкой приступить к исповеди.

— Я же предупреждал... А где же эта саранча сейчас?

— Оставлена там, пока тётушка не сделает компресс своей старшей дочери... Пошли домой!

— А как же Татьяна Николаевна, Вера с Олей и Петя? Наверно, следует подождать их?

— Петя — вон он, поднимается тоже. А дамы дойдут сами. К тому же, мне кажется, им всем сейчас так удобнее, чтобы не было рядом мужских ушей... Ты кому-то из них сильно насолил?

— Кто кому насолил, трудно разобраться...

— А местечко ты нам подсказал действительно укромное и удобное. Трава скошена, и мы быстро устроили для себя ложе из сена... Но нам помешали... После ужина, надеюсь, ты уже никого из этой оравы сюда не приведёшь?

— А мне проскользнуть туда можно будет?

— Чтобы нас не пугать, подбираясь к нам, займи наблюдательный пункт там заранее, до нашего прихода...

Я точно следую полученной инструкции и как только заканчивается ужин, впопыхах, отвечая на какие-то вопросы, которыми меня преследовали матушка, тётушка и хозяйка, убегаю к себе на веранду, оттуда бегу в туалет, представляющий из себя будку с двумя кабинками метрах в сорока от нашей террасы, после чего мою руки водой из умывальника и бегу в сторону деревни, затем сворачиваю направо, потом ещё раз направо, выхожу на знакомую мне дорожку и сворачиваю вниз по тоже уже знакомой мне тропе. Обойдя несколько раз заветную полянку и не найдя места, где можно было бы надёжно спрятаться и в то же время за всем оттуда наблюдать, я останавливаюсь в задумчивости и обращаю внимание на высокую и ветлу, не без труда забираюсь на неё, и устраиваюсь довольно удобно на ней, так что седалище моё располагается на одной толстой ветке, спина упирается в другую, ноги — в третью, а самого меня скрывает четвёртая, за которую можно держаться руками.

Минут через десять слышу голоса сверху, а потом и вижу спускающуюся парочку.

— Осторожней, — говорит мой братец, подавая руку тётушке. — Здесь ступенька.

— Да уж знаю.,. Одна ведь, без тебя сюда давеча спускалась...

— Присаживайся, пожалуйста, — приглашает он её и располагается рядом.

— Как тут хорошо! — восклицает Татьяна Николаевна, оглядываясь кругом. — И, как ты, по-моему, догадался, или, я тебе, быть может, уже говорила, открыл это укромное гнёздышко, твой братец. Надо же, только день здесь пробыл, а какую скандальную славу успел приобрести!

— Ты имеешь в виду, как он при всех лез целоваться к тебе?

— Ну, во-первых, лез ты... А он лишь пробовал следовать твоему примеру... Да погоди же, успеешь...

— Но учти, что надо успеть не только нацеловаться, но и гнёздышко твоё навестить!..

— Никуда оно от тебя не денется...

— Если нам снова не помешают детки...

— Надо же, почему они тут оказались? Неужто Сашок твой приводил их сюда после обеда? Но тогда чего он тут с ними делал? Ну и шустёр! При всех облапил бедную Марию Александровну!... Она от стыда не знала, куда деться... За ним глаз да глаз нужен.

— Вот я и прошу тебя, — говорит Георгий, обнимая тётушку за плечи и целуя, — приглядывай за ним... Может пригодится для чего-нибудь... Ведь не далёк тот день, когда мне предстоит жениться, а потом вернуться на военную службу...

— Тебя разве в Москве не оставят?

— Кто знает...

— Да, жаль терять такого обаятельного, милого, безотказного кавалера... Мне будет очень не хватать тебя, дружочек!

И с этими словами она уже сама обнимает и целует его. Он опрокидывается назад, так что его плечи и голова оказываются на траве, и тянет её за собой. Мне видны только её шляпка, съехавшая на затылок, и его руки, обхватывающие её сначала за крутые бока, а затем за огромный зад, — то впиваясь пальцами в его мякоть, то собирая ими в складки её юбки, причём так, что мне становятся видны её обтянутые ажурными чулками икры.

— Что ты делаешь? — весело спрашивает тётушка, сваливаясь с него на бок и оглядываясь на проделанную им работу.

— В исповедальню хочу пробраться, — разъясняет братец, расстёгивая брюки и доставая из них свой член. — Посмотри на него, истомившегося!...

— Фи! Зачем ты мне это показываешь? — восклицает она, резко отворачиваясь и, приподнимаясь, подтягивает к себе коленки и обхватывает их руками. — Сколько раз тебе об этом говорить?

— Но почему? — интересуется он, также приподнимаясь, обнимая её за плечи и прижимаясь щекой к щеке.

— Потому что не люблю!

— А мне, прежде чем постучаться и проникнуть в твой храм любви, хочется им полюбоваться!

...