Бабочка

В основе повествования, реальные события, подтверждаемые реально существующими фактами.

Бабочка умирала три дня. Она умирала не естественной смертью, это я ее так убивала... долго. Я не садистка, просто так получилось. Пошла собаку кормить, и, боковым зрением уловила некое шевеление у будки. Смотрю, это бабочка. На крыльях узор переливается, как у павлина на хвосте. Красота- необыкновенная. Кажется, эта бабочка называется,- «Павлиний глаз», точно не знаю. Когда увидела ее, подумала, жалко, красота такая пропадает. У бабочки жизнь короткая, да и холодно уже. Вот и решила прибрать, так сказать «добро». Когда в моих ладонях затрепетало нечто нежное и хрупкое, мое сердце забилось так, словно бьется птица в клетке. Нет не от волнения за крохотную жизнь, а от того что вдруг, проснулся в глубинах моего сознания, древнейший инстинкт. Инстинкт охотника. В руках моих трепетала добыча. Мысленно, я уже просматривала сайты с коллекциями, и продавала эту бабочку за большие деньги, потому, что вдруг оказалось, что это редчайший экземпляр. Мечта найти клад, не оставляла меня с детства.

Я ничего не имела против клада в виде бабочки. Но, возникал вопрос, в каком виде я должна представить этот редчайший экземпляр перед потенциальными покупателями? Конечно в засушенном виде. Но, кода я поместила ее под банку, она умирать не собиралась, ни в первый, ни во второй день. Припомнив, что где то видела коллекцию бабочек, которые были пришпилены булавками к картону, я приступила к поискам подходящей булавки. Найдя, подходящую, то есть красивую, на кончике которой красовалась блестящая бусинка, я, проткнула металлическим острием мохнатое тельце. С этого момента начались мои душевные муки. Во-первых, шпилька вошла под косым углом, и бабочка, перебирая лапками, крутила ее своим телом как часовую стрелку. Вид пронзенного металлической шпилькой тельца, эти движения, жалкая попытка высвободится, злили меня. Померла бы уж и точка.

Во-вторых, у основания шпильки образовалось маленькое мокрое пятнышко, что наводило на мысль, что это, кишки я ей проткнула. А если есть кишки, то наверное и все остальное. Сердце например, и тот факт, что сердце ее страдает, был совсем не утешительным для меня. И в-третьих, наконец, я припомнила, что читала, где то, что бабочки, это души умерших, и что теперь мне делать с этой душой, я не знаю, и только одно утешало, что это не правда, потому, что если это души умерших, то бабочек, должно быть черт знает сколько, потому, что народу мрет много. И потом, зимой бабочек нет, куда в таком случае эти души деваются? Между тем, пока я размышляла, бабочка повернулась на своей смертоносной оси так, что глаза ее оказались

против моих, и мне показалось, что они выпучились, как выпучиваются глаза у мультяшных героев. Моя физиономия, тысячекратно размноженная, отразилась в ее выпученных глазах, и я получила возможность рассмотреть себя отраженную. Я увидела свой огромный распухший нос, маленькие крысиные глазки, и хохолок жидких волос, венчавший все это безобразие. Причем все это было тысячекратно размножено, и смотрело на меня с любопытством. Вот такой уродихой она меня видит. Вряд ли жертва, считает палача прекрасным, даже если палач само совершенство.


Глава вторая

Я был покалечен до неузнаваемости. Попытка самоубийства закончилась неудачей. Но тогда, в горячке, я еще не понимал, что случилось, и, ухмыляясь половиной лица, я протянул маузер товарищу. Конечно, я видел оставшимся глазом, что товарищ мой испытывает крайний испуг, и рот его застыл полуоткрытым, и глаза его вылезли из орбит, но я тогда еще не понимал, что другая половина моего лица отсутствует, потому, что я ее попросту отстрелил. После грохота выстрела, я не слышал мерного постукивания колес, и мог догадываться, что поезд продолжает движение, по мелькавшим за окном вагона, деревьям. Тот факт, что на стекле окна появилось ровненькое отверстие с разбегающимися в стороны усиками трещин, говорил о том, что пуля была.

Была и исчезла в безграничных российских просторах расстилающихся там, за окном вагона. Тот факт, что половина моего черепа бала разнесена, говорил о том, что пуля эта, пролетела не напрасно Последнее, что запечатлело, мое поврежденное сознание, это трупик бабочки, покачивающийся в такт движения поезда. Три дня назад ее занесло в приоткрытое окно воздушным потоком. Видимо она сильно ударилась

об фрамугу, потому, что плавно спланировала на подоконник и больше не шевелилась. Я даже вспомнил этот момент, когда она, как подбитый самолет, крутясь вокруг своей оси, рухнула вниз. Вот и все, что я помню. Потом, наверное, был переполох. И мент сопровождавший состав, писал протоколы,

время от времени почесывая за ухом концом шариковой ручки, но всего этого я уже не видел. Очнулся я... понятно в больнице. Место сразу показалось знакомым, как будто я здесь уже когда - то был. Стены салатного цвета и трещины на потолке, как разбегающиеся устья рек, все казалось знакомым. Лежал я на удобной кровати, и только короста на лице причиняла неудобство. Никак не мог понять, зачем мне все лицо забинтовали, один только глаз оставили. Сестричка вошла, кругленькая такая, беленькая. Посмотрела на меня внимательно, и вышла быстро, неплотно прикрыв дверь, с матовым стеклом. Скоро за этим матовым стеклом силуэт прорисовался, повыше силуэта сестрички, и в дверь вошел врач. Потом так и было, постоянно, сначала сестричка прошмыгнет, с уколами всякими, потом врач. Мама пару раз навещала, как положено с апельсинами, да братишка
...