Дневник нашего полковника. часть 2

Уже стемнело и я, положив дневник на столик на чердаке, пошёл спать, с трудом «переваривая» необычные воспоминания Павла Ивановича. Не терпелось узнать его дальнейшие приключения, так что буквально с рассветом, хорошенько позавтракав, я взял термос и печенье с собой и вновь уселся на чердаке, тут мне почему-то было уютнее всего. Ну теперь я буду читать дневник весь день, пока не закончу! Раскрываю страницу на закладке и вновь погружаюсь в события давно прошедших дней...

... мало того, что команды идиотские, так голос какой-то детский, просто непонятно. Ну сейчас я разрешу все эти непонятки!

Я всё же вырос в тайге, так что лес для меня — дом родной. Кинув на землю портфель, я метнулся в сторону и, обойдя высокие заросли, зашёл в этим «командирам» сзади и — большой привет! Стоят две молодые девушки, обе сержанты, на зелёных петлицах хитрый знак — змея суёт голову в бокал. Мы шутили над нашими медиками: «Хитрый как змей и выпить не дурак».

Девушки явно перепуганные, держат в руках здоровенные пистолеты «ТТ», руки у них ходуном ходят, налети немцы, так они и в БТР с пяти шагов не попадут, да и моих шагов не слышат, а смотрят туда, куда я бросил портфель. Подошёл я совсем рядом, обнял их крепко, чтобы с дури не шмальнули, ну и негромко прямо на ухо: «Тихо! Свои! Не стрелять! Тихо!». А девчонки есть девчонки в любом возрасте — они от неожиданности громко завизжали. Ну дуры полные — мы же в немецком тылу, правда после прорыва Вермахта сплошной линии нет, но орать же нельзя! Тогда, сразу получив два увесистых, почти отцовских шлепка по своим упругим круглым попам, они сразу резко замолчали, а обернувшись и увидев меня, взяли, как говорится, под козырек:

— Здравия желаю, товарищ капитан! Мы тут... — и резко замолчали, потому что одной я зажал рот ладонью, а вторую, аппетитную шатенку, на груди которой почти горизонтально лежала медаль, прижал к себе и крепко поцеловал в её пухлые губы.
В лесу орать и даже громко говорить нельзя, это аксиома — лес шума не любит! Да и немцы совсем не глухие! Достал я фляжку, налил им по колпачку отличного коньяку немецкого подполковника, они выпили как воду — стресс! Потом, показав им свой кулак, тихонько прошипев: «Тихо! Не орать и не визжать! Свои!»

Видимо чуть придя в себя после сильного испуга, девушки-медички крепко обняли меня и стали тихо плакать, выливая на меня свой страх и свои переживания — вся рубашка на груди у меня стала мокрая. Ну нельзя им, молодым красивым, на эту войну, хотя и без них тоже никак!

Затем, уже слегка шлёпнув их по соблазнительным попкам, я поднял портфель и быстрым шагом отвёл этих красоток подальше от места нашей встречи, если услышали нас фашисты и прибегут сюда, то нас уже тут нет. И через час, когда мы отошли подальше и девушки еле шевелили своими стройными ножками, мы уселись под разлапистой большой елью в глубокой яме, я там разжёг небольшой костерок и подогрел консервы. Поев, мы заодно и познакомились. Девушек зовут Зоя и Кира, они окончили нормальное трёхгодичное медучилище, сейчас им по 22 года, опыта у них точно побольше, чем у новоявленных врачей, которых порой в армию присылают после третьего курса мединститута.

Обе считают себя замужними, хотя и не расписаны, последние полгода прожили со своими женихами-лейтенантами вместе, а потом молодых командиров забрали под Сталинград. А тут немецкий прорыв, госпиталь разбомбили, она и убежали в лес и вот прячутся тут вторые сутки, дрожа от холода и страха. В немецком считай тылу, в этом лесу, без еды, без запасной одежды, только сумки с медикаментами захватили, дрожат — в мае всё ещё холодно, хотя солнце и греет вовсю. Ну бабы есть бабы, молодые и глупые, к войне совсем не приспособленные. Да ещё вдруг женские надобности...
Сейчас выдал им одну банку на двоих, девушкам нельзя сразу наедаться, раз двое суток не ели ничего. Ну а раз так дрожат, не переставая, всё же больше от холода — от страха немного отошли, то я Зое выдал из своих трофеев отличную куртку немецкого лётчика, а второй — красивую безрукавку подполковника. И быстро надеть, это не мародёрство, а военные трофеи, я уничтожил их в бою, а не из-за угла застрелил. А мне и так тепло, столько тащу на себе. Поели, глаза у них оживились, сами зашевелились, теперь они могут меня и выслушать и я выдал им своё виденье данной ситуации.

...