Фифа и Бородач

— Ой, я тоже, — Татьяна улыбнулась и спросила: — А куда можно ёлку поставить и торт?

— Да поставь, куда хочешь.

Устроив подарки на комод, Татьяна стояла в замешательстве. В комнате сидеть можно было только на диване. Но там же был он, хозяин квартиры, непредсказуемый влекущий и... опасный.

— Ну, чего застыла-то? Садись сюда, — он похлопал ладонью по дивану, — Не боись, не обижу.

Это была знакомая ей фраза. Татьяна смущённо опустилась на край дивана и сидела в напряжении, готовая в любой момент ретироваться. Она чувствовала, что он смотрит на неё украдкой, полагая, что в полумраке она этого не заметит.

— Иван... — Татьяна вдруг назвала его по имени, сама удивившись своей смелости, — Я...

О, как же много она хотела сказать ему и не могла. Разве можно было высказать вот так всё, что она чувствует, что пережила за эти долгие месяцы, прошедшие с их первой встречи? Это время оказалось для неё более тяжёлым, чем все годы жизни до его. Но сейчас Татьяна была, как наивная девчонка, весь её опыт и рассудительность куда-то испарились в один миг.

— Только не вздумай реветь, — с улыбкой предупредил он.

— Хм, — Татьяна тоже улыбнулась, — Неужели это так заметно?

— Да... Ты вообще плакса. А я не люблю слёзы, — его голос почему-то стал хриплым. Знаешь... ты не бойся меня, — вдруг попросил он. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Да, я знаю, — Татьяна дотронулась до его колючей щеки.

— Знаешь? — он прижал её ладошку к своим губам.

Татьяна кивнула, не отнимая руки, с замиранием ждала, что он скажет или сделает дальше.

— Я думал над твоими словами... Помнишь тогда ты...

— Да, я наговорила лишнего, — Татьяна смущённо закусила нижнюю губу.

— Нет, ты всё сказала верно и...

— Тсс, — она прикрыла его рот второй ладонью, — Давай забудем об этом...

Он провёл рукой по её волосам. Татьяна потёрлась щекой о его широкую ладонь с мозолистой кожей. А потом ей захотелось прижаться к нему, но что-то удерживало её. И он, словно угадав её желание, попросил:

— Коснись меня...

Татьяна сразу послушалась. Просунув руки под его футболку прошлась ладошками по рельефу мышц, вызывая у него вздох. И вдруг, приблизившись к его лицу, робко, словно боясь сама своей смелости, провела кончиком языка по его губам. Чуть прикусила резкий изгиб верхней губы. Он издал какой-то неясный рычащий звук. И это звук придал ей больше смелости.

Отстранившись на мгновение, она заглянула в его лицо. Яростный огонь метался в его глазах. Но то был огонь не злобы, а желания. Огонь любовной страсти. У Татьяны вырвался судорожный вздох. Он — её! Он — для неё! И она готова попасть в его владения.

Дальнейшее случилось, как нечто неизбежное. Сорванная одежда была отброшена проч. И когда напрягшиеся соски Татьяны коснулись его обнажённой груди, женщина застонала, сильнее прижимаясь к любимому. А он с глухим рычанием прижал её к себе, опускаясь вместе на диван.

— Какая же ты... — прошептал он.

— Какая? — с хмельной улыбкой спросила она, запрокидывая голову.

— Маленькая и... необыкновенно красивая... — он чуть отклонился, убрал волосы с её лица и поцеловал её губы.

— Я люблю тебя... — признание само собой вырвалось у неё.

В ответ он задрожал, сдавил её так, будто боялся потерять, и тоже ответил:

— И я люблю тебя... люблю! Это сильнее всего... Это сильнее меня. Ты должна знать!

Его ответ был для неё неожиданным. Словно раскат летнего грома в погожий день. Чтобы не разрыдаться она уткнулась носом ему в шею. Он осторожно потянул её локоны и отыскал губы. Это был жадный поцелуй, будто они оба боялись, что всё может закончиться, оборваться, как сон.

— Я хочу тебя всю, — заявил Иван.

— Да... — выдохнула Татьяна.

Его восставшая плоть упёрлась ей между ног и потёрлась о возбуждённую изнывающую щель, готовую к любовной встрече. Раздвинув ноги, Татьяна сильнее сдавила его бёдра. И он вошёл в неё одним мягким толчком. Руками он сжимал её ягодицы, направляя их общий ритм. Наслаждение волнами растекалось по телу женщины. Жёсткие волосы на его груди и бороде доставляли дополнительное возбуждение, как в ту ночь, она готова была взлететь. Но сегодня ей хотелось быть с ним единой во всём, и она сдерживалась на этой тонкой грани.

Натиск его огромной для Татьяны плоти вызывал едва ли не боль. Но эта боль была желанной. Царапая его широкую спину, Татьяна извивалась, стараясь впустить его глубже.

— Пусти меня дальше, — приказал он.

Его свистящее дыхание и этот почти грубый приказ оказали на женщину какое-то животное действие. Она вдруг впилась зубами в его правую грудь. Там, где билось его сердце. Он зарычал и стал входить быстрее. Язык женщины ласково прошёлся по укусу.

Он приподнялся на одной руке, а второй сжал её грудь, потом, склонившись, сомкнул губы вокруг припухшего соска. Его горячий язык, как и его беспощадная плоть там, внизу, стал терзать её сосок, словно хотел лишить её разума.

...