Фифа и Бородач

Татьяна замешкалась у машины, вытаскивая пакеты с продуктами.

— Блядь! Понагородили тут, суки! — до женщины долетел пьяный голос.

Оглянувшись, она увидела у подъезда перевёрнутую инвалидную коляску и сидевшего на асфальте безногого мужчину. Он, громко матерясь, пытался поставить сложившееся кресло на колёса. Видно, что он был пьян.

Татьяна бросила пакеты и кинулась к незнакомцу.

— Я помогу вам! — она подбежала и вернула кресло в нормальное положение.

— Спасибо, — пробурчал пьяный и зыркнул на неё серым взглядом.

Его глаза на заросшем щетиной лице смотрели как-то колюче и, словно две тонкие иглы для вышивки бисером, пронзили женщину. Та опустила взгляд, стараясь не смотреть в обозлённое лицо.

— Ну, чего стоишь?! — бросил мужчина. — Иди, куда шла! В помощи не нуждаюсь...

— Да как вы... — Татьяна хотела упрекнуть его, отчитать за хамство, но осеклась.

Нет, не из жалости. Просто ей вдруг стало стыдно вступать в перепалку с пьяным.

всё время оскорбляете?

— Да что ты?! — он сделал изумлённый взгляд, на самом дне его глаз плескались весёлые искорки сдерживаемого смеха.

— Да! Я вообще-то Татьяна Сергеевна...

— Танюха, значит... — кивнул он, — А я — просто Иван. Вот, — он указал на стол, где стояли её босоножки, — Забери. Надеюсь, больше не сломаешь.

Татьяна поняла, что он починил сломанный вчера каблук.

— Спасибо... — она прижала босоножки к груди и продолжала стоять, переминаясь с ноги на ногу.

— Послушай, Татьяна Сергеевна, — он усмехнулся. — Не придумывай себе сложностей... Ты хорошая... Но я плохой... Понимаешь?

— Но я же... — она хотела возразить, но он перебил.

— Я — старый трухлявый пень, с которым тебе нельзя связываться...

— Вы старый? — Татьяна с удивлением рассматривала его.

— Хм, по паспорту мне сорок семь. Но у меня год за два идёт, — он опять усмехнулся. — И вообще, не нуждаюсь я в... помощницах... Пусть и таких миленьких, как ты. Понятно?

Кивнув, Татьяна молча развернулась и сделала шаг к входным дверям. Но вдруг вернулась и подошла к нему и, глядя в глаза, бросила.

— Да, мне всё понятно. Вы говорите, что вам не нужно жалости, а сами упиваетесь жалостью к себе. Вы залезли, как черепаха, под панцирь и сидите там, не желая принять действительность! Где уж вам осознать, что люди могут тянуться к вам совсем не из жалости, а из какого-то другого чувства?! — Татьяна откинула прядь волос, которая всё время падала ей на глаза. — Вы боитесь поверить, что достойны счастья. Вы ненавидите весь мир! Мир, в котором всё-таки есть много хорошего, несмотря на вашу обиду и злость!

И с этими словами она ушла.

— Да пошла ты на хуй! Со своей философией! — полетело ей в след.

Татьяна не любила предновогодние дни. Нет, когда-то она восхищалась всей этой суетой, яркими огнями улиц и витрин, её манили к себе всякие праздничные штучки и мишура. Но с течением лет она стала бояться этого времени. Когда приближался декабрь, её охватывала тоска. Новый год она не встречала. Отключив телефон, рано ложилась спать, а потом, проснувшись от звука фейерверков за окном, сидела и смотрела, как в ночном небе разлетаются красочные огоньки.

Несколько месяцев Татьяна провела в соседней области, читала лекции в университете. И вернулась домой как раз накануне Нового года. Всё это время она вспоминала своего соседа. Нет, не с обидой и не с жалостью... С тоской. Сама не осознавая этого, она скучала. Тридцать первого декабря нарочно задержалась на работе, чтобы оттянуть так называемый праздничный вечер в одиночестве. Но всё-таки пришлось пойти домой.

У его дверей она остановилась. А что, если позвонить? Ага! Позвони давай — он обрушит на тебя поток брани и вновь прогонит. И потом, может, он вовсе не один... Ну, правда, у него, возможно, кто-то есть. Она словно говорила сама с собой. Мысленно. В конце концов, спор со своим вторым Я окончился компромиссным решением. Надев трикотажное платье, которое выгодно подчёркивало её хрупкую фигурку, захватив миниатюрную ёлочку, украшенную игрушками, и торт «Тирамису», она позвонила в его квартиру.

— Так, просто поздравлю и... уйду, — пробормотала она, прислушиваясь к шагам за дверью.

Там было тихо. Глубоко вздохнув, женщина нажала звонок. Ей не открывали. Татьяна уже хотела было вернуться к себе, как вдруг заметила, что дверь незаперта. Сердце её упало: «Неужели что-то случилось?». Татьяна смело вошла в прихожую. Не решилась включить свет, двинулась дальше.

— Кто-то есть дома? — спросила она громко.

— Да... Входите, — с облегчением услышала его голос.

Татьяна вошла в комнату. Свет не горел. Но и в полумраке она различила на диване его могучую фигуру.

— Здравствуйте, у вас там открыто и я вошла, — Татьяна старалась говорить бодрым тоном, но дрогнувший голос выдавал её волнение. — Я включу свет?

— Привет, Татьяна Сергеевна, — он был в нормальном расположении духа, и она облегчённо выдохнула. — Свет не надо. Скоро стрелять начнут. А я, как малый идиот, фейерверки люблю.

...