Годовщина

За окном быстро сгущались сумерки. Тень от початой бутылки вина нервно дрожала в качающемся от моего дыхания свете двух ярко-красных свечей, перевязанных шелковыми ленточками. Вино в бокале в моей руке медленно вращалось, оставляя на стенках розовые потеки. Телефон на столе молчал. И я ненавидела его за это молчание.

Сегодня наша годовщина. Ровно три года, как мы вместе. И я уже отмечаю ее одна.

Он позвонил еще три часа назад, сказал, что уже едет. Я знаю — на дорогу ему нужно никак не меньше часа, поэтому, не теряя ни минуты, я бросилась наряжаться. Разумеется, мой наряд уже давно был подготовлен и продуман до мелочей, разумеется, мне оставалось только надеть его и накраситься. Я ждала только его звонка...

Затягивание корсета потребовало несколько больше времени, чем предполагалось, но мне все равно удалось уложиться в срок. Через час после его звонка я уже была одета... точнее, раздета. Темно красный корсет с кружевами и шелковой шнуровкой по бокам, который выгодно подчеркивал обнаженную грудь, маленькие ярко-красные трусики с сердечком на самом интересном месте и почти черный шелковый халатик, прозрачный и короткий ровно настолько, чтобы намекнуть, что я не вполне одета под ним, но не дать окончательного ответа на вопрос, чего же именно не хватает.

Через час он не пришел.

Я позвонила, но он не ответил. Второй звонок также закончился длинными гудками. В ответ на третий я получила короткое хлесткое: «Еду» и короткие гудки. Все остальные с периодичностью раз в десять минут встречали сухое машинное: «Абонент находится вне зоны действия сети...»

Какие мысли возникают в женской голове в подобных обстоятельствах, думаю, рассказывать не стоит.

По истечении второго часа бесплодного ожидания я достала из холодильника первую бутылку вина. Это было его любимое крепленое.

Первый бокал я проглотила через силу. Второй пошел чуть легче и к моему удивлению принес спокойствие. Третий и вовсе пролетел как по маслу. А когда начало темнеть, я зажгла свечи.

Против моих ожиданий первая бутылка оказалась не бездонной, поэтому вскоре с балкона принеслась вторая — уже с моим любимым мартини.

Третьей стал красный «сухарик», которым я откровенно давилась...

Вдруг тишину пустой квартиры разорвал звук дверного звонка.

Назойливый треньк повторился трижды, прежде чем я сообразила, что мне следует открыть дверь.

Шатаясь и хватаясь за стены (однако, этот «сухарик» хорошо дал в голову!) я подошла к двери и без вопросов и заглядываний в глазок распахнула ее.

На пороге стоял незнакомый здоровенный мужик с охапкой красных роз. Свет от подъездной лампочки светил мне прямо в глаза, что после полумрака в кухне было довольно болезненно, и мешал рассмотреть лицо моего гостя. Он красноречиво повел головой сверху вниз, чуть задержавшись взглядом в районе груди, и только тут я вспомнила, что халат у меня не завязан. Мне стало как-то даже неловко, и я попыталась завязать поясок левой рукой, поскольку в правой по-прежнему держала бокал с вином.

— Инна Сергеевна? — прогромыхал мужик.

Я робко кивнула, все еще сражаясь с непослушным пояском.

Он молча протянул мне цветы, развернулся и направился к лестнице. Поясок скользнул на пол.

Я захлопнула дверь и вдруг заметила маленький белый прямоугольник. Сердце бешено забилось — так вот почему он задержался! Ах, как же я его люблю! Ах, какой же он умница!

Цветы последовали за пояском, а я, держа заветную картонку двумя руками (а бокал? Уронила, что ли? А, какая разница!), прибежала в кухню. Свечи догорели уже до половины и давали вполне достаточно света, чтобы я смогла прочитать записку, не включая лампу.

«Дорогая Инна Сергеевна», — гласила записка, написанная аккуратным, даже изящным почерком, — «я давно мечтаю познакомиться с Вами, и вот сегодня мне представилась такая возможность. Будьте так любезны, выгляньте в окно».

Под окном стояла черная машина, сверкая отполированным кузовом в свете фонарей, а возле ее передней двери стоял мужчина в темном пальто. Он прижимал руку к уху, и я поняла, что он звонил, только когда на столе зажужжал и запиликал мой телефон.

— Инна Сергеевна, — какой мягкий голос! Прямо мурлычет, а не говорит... — Одевайтесь и выходите.

— З... зачем? — язык заплетается. Стыд-то какой... Ой, еще и у окна да в таком виде... Но голос...

— Увидите... — и короткие гудки.

Ну что ж, раз уж мой благоверный решил оставить меня голодной в такой день, не пропадать же зря настрою! Конечно, в неглиже не пойду, но и сильно переодеваться не буду...

Мой шкаф, как, впрочем, шкаф, наверное, любой женщины любого возраста и достатка, это зона отчаяния и повод для слез. Причем совершенно не важно — висит в нем полтора платья, перешитых из бабушкиных простыней и гардин, или вся последняя коллекция какого-нибудь супер-пупер дизайнера. Вопрос: «Что надеть?» неизбежно вытекает в ответ: «Надеть нечего».

Эти джинсы меня полнят... Эта кофточка давно вышла из моды — боже, и почему я не выбросила ее раньше?... Это платье... в нем я еще на выпускной ходила!... А эту юбку давно пора пустить на тряпки... О, вполне симпатичная блузочка... а, нет, не блузочка, а пижамка... А эта? Миленько... но категорически не то...

...