Неисправимые романтики. Часть 1

За отсутствием богатого сексуального воображения или элементарной человеческой пытливости, которая в наши дни встречается еще реже, все мои приятели считают, что Родик и Даша — это обычная молодая семья, снимающая комнату у своего обеспеченного двухкомнатной квартирой друга. Многие знают, что лучшие годы своей жизни Родик провел в однокомнатной со слегка странной матерью и тихо спивающимся отчимом, а Дарья Егоровна приехала из далеких и глухих мест, дабы причаститься к таинствам изящной словесности в местном университете. Некоторым известно даже, что наличие у Родика запасных ключей от моих апартаментов весьма способствовало сближению двух любящих сердец в предбрачный и преддипломный период. «Романтики», посмеиваются наши знакомые, глядя, как уже четвертый год чета юных специалистов с филологическим образованием не просыхает от частных уроков и частных колледжей. «Неисправимые», мысленно добавляю я всякий раз, гладя их тугие, старательно откляченные и трепетно подобострастные попки, столь гармонично дополняющие друг друга. Бледно-розовый Дашкин станочек идеальной грушевидной формы, которую извечно озабоченное человечество легализовало в образе любовного сердечка, и смуглые, поджарые ягодицы Родика, покорность которых, недостойная мужчины, неизменно будит во мне самые древние инстинкты воина-поработителя.

Обычно я нагибаю их прямо на супружеском ложе: ставлю рядком, как в стойло, под коленки подкладываю диванные подушки, чтобы уровнять их услужливые дырочки с моим пахом, руки связываю за спиной, чтобы достичь максимального прогиба и подавить в зародыше активное сопротивление. И в такой вот позе они умудряются сосаться как сумасшедшие, обильно слюнявить простыни и шептать друг дружке нежные супружеские слова, умиляя меня до глубины моей не очень-то чувствительной души. Дрессировка в стойле происходит обычно субботним утром, когда мне необходимо хорошенько разрядиться от будничных стрессов, и для этих целей ничего лучше чередования мужского и женского аналов сильная половина человечества со времен Императора Нерона, а то и более дремучих, еще не придумала.

Следует отметить, что сторонники теории «Мальчик, девочка — какая в ж... у разница», большинство из которых на поверку оказываются лишь кабинетными теоретиками, сильно заблуждаются. Родиков жопец — это лишь полигон для демонстрации моей боевой мощи, направленной на физическое унижение деморализованного противника в целях поддержания мира и стабильности на подконтрольной мне территории. Конечно, тут можно отрываться по полной, особенно когда на душе какая-нибудь гадость или когда у нашей девочки наступают критические дни. Но в целом, ничего личного, только грубая физиология и железная палочная дисциплина. А вот Дашкина попка — это мой рай, нирвана и мир во всем мире. Эти умоляющие девичьи всхлипывания, когда головка распахивает начисто вылизанную и заботливо смазанную горе-муженьком розочку, эти пугливо-похотливые девичьи повизгивания, когда мужчина начинает делать свою работу, методично и аккуратно, с поправкой на хрупкость и износостойкость райских врат, этот живой и неподдельный трепет всех фибров девичьей души, когда упругий ствол, погруженный по самое не хочу, замирает от наслаждения в поруганном, растленном и до боли жалком естестве.

В такие моменты мои голубки сосутся с особой страстностью, пытаясь, должно быть, заглушить взаимное чувство вины. По заранее существовавшей договоренности я содомировал Дарью в их официально первую брачную ночь, минут через десять после ухода последних гостей, прямо в свадебном наряде, и по силе психологического воздействия этот жестокий и могущественный акт превзошел самые смелые мои ожидания. Из непросыхающей от постоянного возбуждения участницы любовного трио она за одну ночь превратилась в послушную наложницу, преданную мне до полного самозабвения. Малышка потакает всем моим прихотям, и при этом неустанно напоминает Родику, кто такой я и кто такой он. Вот и сейчас напяленная на мою дыбу козочка нежно блеет своему козленку:

— Лапочка, я умираю, я сейчас кончу... скажи мне, миленький, какая я хорошая подстилочка для нашего господина, я от этого кончу. Я хочу кончить для него, только для него, прямо сейчас, понимаешь?!..

— Ты его любимая насадочка... ты его бесплатная анальная шлюшка... его раздолбанная и обспусканная подстилка... — блеет наш козленок и похотливо виляет хвостом.

— Миленький, как тебе не стыдно такое говорить... ты же первый подставил господину свою попочку, ротиком его ублажал... спермочку его драгоценную с полу слизывал, а я ему уже по закону досталась, как твоя женушка... боже, как я его люблю-ю-ю...

Звонкий шлепок по крепко стиснутым замужним ягодичкам, и на благодарную невольницу накатывает мощный оргазм, сотрясающий ее «раздолбанную и обспусканную» плоть не меньше минуты. Отконвульсировав положенное, Дашка, все еще со связанными руками, валится на диван и с хитроватым прищуром пялится на помпезное хозяйство своего коленопреклоненного супруга. «Твоя девочка уже потекла, господин», томно сообщает она, и переводит взгляд на мой член. «Гордо стоящий, отымей позорно торчащий, дабы впредь не отдавал своих жен на поругание». Забыл сказать, что у обеих моих попок изрядные литературные способности, направленные моим циничным либидо в русло изощренных сексуальных фантазий на тему доминирования. Это здорово скрашивает и разнообразит наш семейный досуг.

...