По следам Аполлинера 30. Ночь ошибок

Пока мужчины заняты игрой в карты, а потом беспробудно спали.

30.1— три заброшенных удочки

Вечером за ужином так получилось, что я оказываюсь между маман и госпожой Самариной. Обсуждается совершено дерзкое ограбление имения Мещерских близ станции Расторгуево, совершённое 4 августа:

— Надо же, — возмущается господин Самарин, — грабители находились там в течение 3—4 часов, держа всех связанными. Свою добычу они увезли на лошадях Мещёрских, приказав запрячь их кучеру ограбленных. На этих лошадях они доехали до шоссе, где их ждал автомобиль. И бросив лошадей, уехали в Москву, забрав с собой имущества на несколько десятков тысяч рублей.

— Что же это такое у вас в Расторгуеве творится? — изумлённо спрашиваю я госпожу Самарину и, опустив под стол руку, принимаюсь тискать её коленки и ляжки.

— Вот именно, ужас какой-то, — соглашается его супруга, делая вид, что ничего не происходит, а потом, понизив голос, говорит мне: — Но это, надеюсь, не испугает моего будущего зятя, когда ему снова предложат отбыть туда?

— Вы считаете, что это неизбежно? — спрашиваю я, просовывая свою ладонь в разрез её панталон.

— Всё, вроде бы, идёт к тому. Но не слишком ли ты даёшь сейчас волю своим рукам?

— А Ксеня останется здесь? — спрашиваю я, игнорируя её вопрос.

— Ты бы хотел чего-то иного?

И, как бы в подтверждение установившейся между нами доверительности, кладёт свою ладонь мне на бедро и поглаживает его.

— Сейчас бы я хотел, чтобы вы расстегнули мне брюки и...

— Пожалуйста!... Где там наш балунчик?... Вот он!... Но свою руку убери и положи на стол. Вот так, молодец! Зачем привлекать к себе лишнее внимание?

— О, дорогая Елизавета Львовна!... Как бы я хотел...

— Я специально уговорила своего мужа заехать сюда, чтобы взглянуть на тебя. Как твоё здоровье?

— Вы сможете проверить его, если ухитритесь.

— Как это следует понимать? Уж не хочешь ли ты назначить мне свидание? Да я с превеликим удовольствием!

— Назначать следует вам. И место и время.

— Что ж, надо подумать...

И, продолжая поглаживать под скатертью мой вскочивший петушок, продолжает совсем уж тихонько:

— Я тоже не прочь, миленький мой... Может быть, нам сегодня и повезёт ещё...

И добавляет уже громко:

— Кажется, собирается дождь, так что вечерняя прогулка навряд ли состоится... А наши доблестные мужья собираются, вроде бы, опять усесться за карточную игру... И Бог знает, когда всё это кончится...

При этих словах достаёт из-под стола свою столь услужливую руку, берёт меня ею за ухо и, наклонившись к нему, шепчет:

— Имеющий уши, да слышит!..

— Мои ушки у меня на макушке! — весело отвечаю я и снова пытаюсь опустить свою руку под стол.

Но она этому энергично препятствует:

— Всему своё время, мой милый зятёк. А пока, посоветовала бы, приударить за девочками: это отвлечёт от нас внимание их мамаш.

— Это после ужина. А пока, я с вашего позволения, приволокусь за своей мамочкой. Можно?

— Не можно, а нужно! — со смехом отвечает она.

— А что господа Жуковы? — оборачиваюсь я в другую сторону и спрашиваю маман. — Они остаются?

— Да, а что?

— И где же им предстоит провести ночь?

— Мария Александровна обещала что-нибудь придумать.

— Ты надеешься, что удастся ещё разик встретиться с ним?

— С кем?... О чём ты, миленький?

Она делает вид, что не понимает, о чём идёт речь.

— Я всё о том же, дорогая: мне не даёт покоя этот твой Афанасий Павлович!

— Дался тебе этот Афанасий Павлович! Может, хватит твердить о нём?

— А куда ты меня определишь на ночь? Ведь на моей террасе вы с тётей Таней горничных своих, вроде бы, разместили.

— Я думала об этом и даже говорила с Марией Александровной.

— И что же? Может быть, кто-нибудь из вас меня у себя приютит? Так я буду только рад.

— Не болтай лишнего. И не волнуйся. Время ещё есть, чтобы устроить тебя.

И, очевидно, чтобы успокоить меня, опускает руку под стол и протягивает её к моему бедру. Но, начиная поглаживать его, неожиданно натыкается на расстёгнутую прореху с обнажённой плотью и, отпрянув, восклицает:

— Бог ты мой!... Что такое?... Какая наглость? Да как тебе в голову такое могло прийти?

Резко поднявшись, она выходит из-за стола и направляется к госпоже Ульман, склоняется к ней и чего-то говорит ей, укоризненно поглядывая в мою сторону и с удивлением покачивая головой.

Свято место пусто не бывает: напряжённый петушок тут же накрывается ласковой ладонь госпожи Самариной.

— Чем ты озаботил свою мамочку? — спрашивает она.

— Месторасположением на ночь... Думаю, именно об этом она сейчас беседует с Марией Александровной. Но в любом случае, если я вас правильно понял, мне можно надеяться на то, что на какое-то время смогу воспользоваться вашим гостеприимством. Не так ли, Елизавета Львовна?

...