В объятиях пирата. Часть 7

Когда из хижины разнеслись по округе крики Анны, неподалёку в кустах скрывалась одинокая фигура. Это был Рикардо Хименес. Услышав плач родившегося ребёнка, он ухмыльнулся довольно и торжествующе, потом постоял ещё немного и медленным пружинящим шагом пошёл в свою пещеру.

Ночью Анна проснулась от плача сына, превозмогая боль, села на кровати. Из-за ширмы показалась голова Сержа — теперь он устроился там, чтобы дать жене прийти в себя после родов.

— Милая, кажется, он хочет есть, — улыбнулся он и поднёс ей ребёнка.

— Ты уверен? — Анна с тревогой и сомнением смотрела на захлёбывающееся от плача личико.

— Да... во всяком случае, давай проверим. Приложи его к груди.

Он помог жене удобнее устроить дитя и сам стал придерживать его: руки Анны тряслись от слабости и неуверенности. О чудо! Малыш сразу прекратил крик и буквально впился в сочный источник силы.

— Как я ему завидую! — засмеялся Дюваль.

Анна, улыбаясь, смотрела на сына.

— Теперь я понимаю, почему великие живописцы писали Мадонну с младенцем... — вдруг задумчиво заметил Серж.

Действительно, картина перед его глазами была достойна кисти мастера. Худенькая миниатюрная юная мамочка, обнажённая до пояса, и крошечный младенец, вцепившийся ротиком в полненькую маленькую грудь. С этого момента Дюваль обожал смотреть, как жена кормит сына.

Прошло три месяца. Вернувшись с охоты, Серж осторожно, чтобы ненароком не разбудить малыша Анри, просунулся в дверной проём. Анна сидела к нему спиной и кормила малыша. Почувствовав его взгляд, она чуть повернула голову и улыбнулась мужу.

— Мы уже заканчиваем, милый, — сказала она и, окончив своё важное дело, подошла к Сержу.

— Здравствуй, сынок! — Дюваль взял сына на руки, подняв высоко над головой, встретил его беззубую улыбку.

Потом опустил сына в колыбель и прижал к себе Анну, спрятал лицо в её косах.

— Как сегодня прошёл день, любовь моя? — спросил, подняв за подбородок её личико.

— Хорошо, — она улыбнулась и вдруг, сделавшись серьёзной, спросила: — Милый, ты не мог бы попросить Хименеса не приходить сюда, когда тебя нет дома?

— Он обидел тебя чем-то? — встревожился Дюваль и внимательно посмотрел в чёрные глаза.

— О, нет... вовсе нет... Но... просто... мне не нравится, как он смотрит на меня... Вернее, на нас с Анри. Ты знаешь, я отношусь к нему прекрасно... Он несчастный человек... Но мне как-то не по себе от его взгляда... Временами он словно ухмыляется... Словно обдумывает что-то...

— Да, я поговорю с ним, — согласился Серж.

Слова жены только укрепили его уверенность в подозрительности Хименеса. Конечно, он, чтобы не тревожить Анну, не подал вида, что тоже обеспокоен. Но с этого момента решил быть начеку.

— Только не обижай его, — опять попросила Анна и положила ладошку ему на грудь.

Растворяясь в её глазах, он поднял жену на руки и вынес из хижины. Теперь у них был свой маленький дворик, образованный изгородью, которую Дюваль возвёл вокруг дома. И там, позади хижины, под сенью огромной пальмы он устроил уютное ложе из бамбукового настила, покрытого травой. Это было их место, где они могли наслаждаться друг другом, не боясь, что разбудят сына. А его Анна слышала сразу, каким-то безошибочным чутьём предугадывая, что крошка проснулся и готов заплакать.

— Милый, я так соскучилась, — выдохнула Анна, прижимаясь к нему, дотрагиваясь пальчиками до его щеки.

Серж припал к пухленьким губкам, уже ждущим его поцелуя. Сначала поцелуй был очень нежным, но глубокий вздох Анны и её трепет вызвали у Дюваля страстное нетерпение, и он властно раздвинув любимый ротик, буквально впился в него с жадностью. Анна застонала, Серж ощутил, как напряглись набухшие «орешки» её грудей, теперь и в этом месте она мгновенно становилась влажной. Это ещё больше заводило его. Однажды, лаская жену, он с изумлением ощутил влагу, просочившуюся из переполненных «пирамидок», почувствовал сладковатый молочный вкус на своих губах. Тогда она смутилась, прошептала, отводя взор:

— Милый, прости...

— За что, глупышка?! — улыбнулся он и настойчивее припал губами к источнику, стал посасывать.

— Не забывай о сыне, сумасшедший, — выгибаясь в его руках, выдохнула она с пьяной улыбкой, — оставь ребёнку...

И сейчас Дюваль, очаровывая Анну своей улыбкой и взглядом, заметил:

— Надеюсь, малыш Анри хоть что-то оставил папочке...

И сразу протянул:

— Мммм, да... он нежадный мальчик...

Грудь стала настолько чувствительной, что Анна уже после нескольких прикосновений губ и языка мужа забилась в сладких конвульсиях. По её щекам катились слёзы.

— Счастье моё, всё хорошо, я не сделал тебе больно? — встревожился Серж.

— Нет, любимый, — покачала она головой, улыбаясь сквозь слёзы. — Я улетаю от твоих ласк... Это... как попасть в рай...

Дюваль, сидя на поджатых ногах, осторожно провёл пальцем по самому низу животика. Удивительно, но после родов Анна не потеряла своей хрупкости, по-прежнему напоминая изящную статуэтку. Лишь в её движениях появилось больше плавной мягкости. Анна вдруг приподнялась и, обняв его бёдра, уткнулась лицом в восставшую плоть мужа. Её губки ласково скользнули по багровой головке, чуть всосали тяжёлые горячие «кисеты». Несколько скользящих движений язычком, и Серж не выдержал. Он быстро поставил Анну на колени и локти, развернул к себе кругленькую попочку и взял сзади осторожным, но решительным движением. Анна умирала от его сладкой власти. Содрогаясь и постанывая, она с радостным трепетом ощутила его внутри себя. Лоно сжалось, обнимая любимую плоть, впитывая её жар.

...