День Оплодотворения

глазам своим не поверил. Это был мой любимый тип. Высокая темноглазая шатенка с длинными-длинными мягкими волосами. Овальное личико с идеально гладкой кожей. Нежное, немножко задумчивое, немножко озорное. Спелые губки, большие ласковые глаза, плавный нос лепестком. Молоденькая, совсем-совсем свежая, но уже и вкусная, сочная, без зелени. От восемнадцати до двадцати двух, вряд ли больше. Фигура — сказка: грудь большая, упругая, торчком в стороны, с большими рельефными сосками, длинные ловкие ножки, изящные, чуть с волосиками, но я это люблю... Довольно-таки большие розовые ступни. Бедра...

При мысли о том, что я сейчас буду держать эти бедра мертвой хваткой и задвигать в них по самую яичницу, мне реально поплохело.

— Приветик, кисуля, — сказал я и удивился, как деревянно звучит мой голос.

Ёкарный бабай, я о такой девчонке мечтал черт знает сколько! Среди блядей такую не найдешь, да и среди обычных...

— Здравствуй, — отозвалась она. — Ты пришел меня оплодотворить?

Бархатный голосок, и такой домашний-домашний, ну совсем прямо...

— Я? Ну в общем, да. А ты заждалась, детка? — я подошел к ней. Блин, никогда перед девками не пасовал, а сейчас как свинец в ногах.
— Как смешно ты говоришь... А знаешь что?
— Что?
— Вот я сижу тут... и мне все-таки стыдно. Я решила, что лучше сказать тебе. Это ничего?
— Ээээ...
— Хочется зарыться вот в эту кучу. Или наоборот — хочется, чтобы ты смотрел... Не знаю! Я запуталась.
— В чем?
— Госпожа Малознай — это наша учительница — говорила нам, что девушке в День Оплодотворения не должно быть стыдно. Ей нужно гордиться тем, что ее тело вожделяет Осеменителя. Я ведь вожделяю тебя?
— Ээээ... ёкарный бабай!
— А что такое ёкарный бабай?
— Ээээ...

Она внимательно смотрела на меня.

Разговор складывался как-то совсем не так, как я привык говорить с девчонками.

— Ээээ... Я потом тебе скажу, ладно?
— Конечно. Ты откуда прилетел?
— С Лурана.
— О!... А я с Друэры никуда не летала. Я даже тут, в столице, впервые. Меня привезли из Лоавайи, это маленькое такое селение в горах Западной Луны. Наверно, поэтому меня на эту кучу ниток посадили, смешные такие...
— Ниток? Это ж сено?
— Нееет, — девушка замахала на меня руками. Вместе с ними мне махнули обе ее большущие сиськи. — Это такие нитки, ну или полосочки, не знаю, как их назвать. Из пластика. Их пропитали запахом, вот и получилось сено. Ты думаешь, я сена от пластика не отличу?

Я нагнулся и взял пучок в руку. Чертовски похоже на сено — но, ёкарный бабай, это действительно был пластик. Который вонял сеном, как десять овинов, или втрое сильней.

— ... И стены тут под камень, хоть никакой не камень, а тоже пластик. На камне я бы околела, а так ничего, тепло и не твердо... А ты садись, не бойся, ты чего стоишь? Ой! Я болтаю и болтаю. Прости! — она закрыла лицо руками и посмотрела на меня сквозь пальцы. — Это все потому, что стыдно. Я тренировалась, ходила голой перед девочками,...

и они даже тыкали в меня огурцом, будто это Жезл Жизни... и тоже было стыдно... а сейчас совсем уж...

Щеки у нее действительно горели, и уши тоже, и даже ключицы и грудь. Я присел рядом:
— Жезл Жизни?
— Да... А можно...
— Что?
— Можно мне посмотреть? Его? — она засмеялась, наморщив пунцовые щеки.

Впервые в жизни мне было неловко раздеваться перед девушкой. Похоже, она меня заразила.

Ее личико менялось каждую секунду — с каждым полуоттенком эмоций, пробегавших по нему, как по дисплею в космопорте. Я обожал такой тип лица, похожего на белку или бурундучка, с такими умненькими глазами, живыми и блестящими, и с овальным заострением к подбородку — личико-желудь, личико-орешек; обожал такую форму грудей и сосков, такие волосы, такой рост, такой голос... Ёкарный бабай!

— Какой большой!... Можно потрогать?
— Оу!..
— Прости. Больно?
— Нет... А ты что, никогда не видела голых парней?
— Я? Так у нас в Лоавайе мужчин-то всего трое. И те старые и седые.
— А женщин?
— Женщин — не знаю... человек сорок, наверно. Или сто. Я не считала, — она рассмеялась. — У нас и рожали-то последний раз пять лет назад, тоже после Дня Оплодотворения. Тогда тетя Эар родила, и тетя Гиби, и тетя Лай. И всех младенцев забрали в питомник в Эрде. Они такие смешные были, фиолетовые... — она снова рассмеялась.
— Чего ты смеешься?
— Не знаю. Сидим тут, оба голые, болтаем... Ооох!

Она охнула, потому что я обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.

Почему-то мне очень захотелось сделать это.

— Ты... Я понравилась тебе, и ты хочешь со мной дружить, да?

«На Друэре это так называется, наверно», подумал я.

— Да. Хочу. Как тебя зовут?
— Эриана. Эри. А тебя?
— Крэг.

Мы помолчали. Потом я снова обнял ее...

Минутой спустя она уже лежала подо мной и смотрела на меня со страхом...