День Оплодотворения

Осеменитель, спецлагерь закрывается через пятнадцать минут» — мне показалось, что я провел с ней не больше часа.

— Нифига себе, какой лимит у них. Жлобье! — то ли подумал, то ли сказал я. Мне смертно не хотелось уходить от Эри.
— Ничего, завтра придешь снова.
— Приду, конечно.
— Мне хочется, чтобы это был ты, а не кто-то другой.

Меня вдруг шибануло, что к ней ведь может заявиться кто угодно...

— ... Слушай, ты там просидел целый день, — сказал мне охранник. — Прости, но за это полагается отдельно платить. Не обижайся, ты ж понимаешь — нам так приказано...
— Да не вопрос, — говорю. А скажи... Если можно платить за целый день — то можно и выкупить все три дня?
— Можно, конечно. 300 галактических, по сотне в день... Хороша человекоматка? Это из горных, они у нас самые уебные. Им специально камеры делали под горный овин, чтобы колориту нагнать... А что, у вас на Луране все бреют головы?
— Нет, только мужики. Некоторые....

Это вроде как круто считается...

Я расплатился с ним, почитал Правила Поведения Инопланетных Осеменителей — и побрел к себе в отель.

Перед глазами у меня стояла первая строка Правил:

1.1.1. Инопланетному Осеменителю запрещается подстрекать человекоматку к какому-либо выходу за пределы спецлагеря, к выезду за пределы столицы и Великого Королевства Друэры. Запрещается продолжать какие-либо контакты с ней, включая виртуальные и голографические. Виновные вместе с человекоматкой будут нести уголовную ответственность по статье 15.1.1. Кодекса Наказаний Друэры.

Во всей Галактике все знали, что за бегство со своей обожаемой родины друэрян заживо перерабатывали в удобрения.

***

— Я тебя ждала. Я уже готова. Я вся липкая там, — говорила мне Эри, когда я пришел к ней утром. — Я всю ночь думала про это... и у меня там прямо ноет все. Очень хочется...

Она кусалась губами и лезла на меня, как на дерево. «Оплодотворение — это откровенность», вспомнил я.

Такого еще не было: чтоб без всяких прелюдий, ласк и лизаний — сразу внутрь. Я скинул тряпки за долю секунды — быстрей, чем космодесантник, — повалил Эри, и сразу влез в нее до половины, а потом еще поднажал и вдавился до конца. Эри охнула и улыбнулась мне.

— Больно?
— Аааа... Немножко. Но хорошо. Хорошо! Давай еще так. Мне очень хотелось...
— И что ты делала, когда тебе хотелось? — спрашивал я, трахая ее медленно и глубоко, в самое-самое нутро.
— Аааа... Ничего не делала.
— Ты трогала себя там? Тебе было приятно, да?
— Аааа... Откуда ты знаешь? Не говори так, мне стыдно...
— Как ты себя трогала? Вот так, да? — я вложил палец в липкий бутончик и завибрировал там, продолжая трахать Эри.
— Ааааоооууу!... — Эри закрыла глаза, но тут же открыла. — Еще, еще так, пожааалуйста!...
— Помогай мне!
— Оооуу! Я забыла... Так?
— Так! Та-ак!... И вот та-ак...
— И вот та-а-ак!... — она подпевала и подмахивала, заглядывая мне в глаза и улыбаясь малиновой улыбкой.
— Рррааааз! И еще ррраааз! И еще! — хором стонали мы, глядя друг на друга. — Вот так! Вот так!..
— Аааа!... Точно как работаем вместе. Как на водокачке... Аааууу!...
— Давай работай, работай! Работай! Ррраз! И ррраз!..
— Оооо... как странно... во мне что-то, как вчера...

«Неужели девочка кончит подо мной?" — подумал я и поднажал еще:

— Давай! Давай, Эри! Давай! Давай Давай! Давай! — выдыхал я, и она выдыхала вместе со мной:
— А! А! А! Аа! Аааа!..

Лицо мое горело, будто в него втекла кровь из всех артерий. Эри кричала, перекрикивая меня:
— Аа! Аа! Аа! Аа... Аааааа? — вдруг вопросительно протянула она, и тут же скорчилась в дугу: — Аааа... Ааааааа... АААААААААААА!!!... — орала Эри, вцепившись мне в плечи.

Лицо ее стало густо-розовым, глаза закатились, из прокушенной губы текла кровь. Мне вдруг стало страшно за нее, и я стал трясти ее за плечи, хоть и сам изливался в это время глубоко-глубоко в горячей утробе Эри, лопаясь от блаженной боли в яйцах.

Оргазм долго не отпускал Эри, и когда наконец отпустил — она расплылась тряпкой, оглушенная и розовая сверху донизу, как новорожденная. Я пощупал ей пульс и примостился рядом — бедро к бедру.

Мы долго лежали и молчали.

Так долго, что нам было совершенно ясно, о чем мы оба думаем.

Первым не выдержал я:

— О чем ты думаешь?
— А ты о чем? — отозвалась Эри.
— Я? Наверно, о том же, о чем и ты.
— А я о чем? — спросила Эри, и мы оба рассмеялись. Хоть смеяться, честно говоря, было нечего.
— Ты думаешь о том, что завтра мы увидимся в последний раз, — все-таки сказал я.
— Да, — согласилась Эри.
— И что будем делать?
— Не знаю.

Мы помолчали еще минут пять, или десять, или не знаю сколько.

Потом я вдруг приподнялся и сгреб ее к себе:
— Нет. Так не пойдет.
— Не пойдет, — согласилась она,...