Кро или Я у мамы хороший. Часть 1

— Ну... — насторожился я, — и что тут такого? Он раньше помнишь, как пил? Проспится..

Мама хмыкнула:

— Да это ещё цветочки. Говорят, что у него на участке в камере Максимка и Андрей заперты. Сидят там, вроде как уже второй день, вопят там благим матом. А в соседней камере, представляешь, чернокожий парень!

— Да, ладно, мам... Откуда у нас тут африканцы-то?

— Да я и сама не знаю. Хотя наши тут понаплетут с три короба, дорого не возьмут.

Я стоял под душем, подставив лицо под струи воды, осмысливая услышанное.

*****

Дрон с Максом они вообще странные. Но так, в целом, хорошие безобидные, добрые ребята, завсегда, если что надо, — помогут, подсобят. Свои в доску, короче. Они со школы всегда вместе, не разлей вода. В начальную школу мы в одну ходили, — в первый класс я в посёлке пошёл, — только они старше на два класса. Многие в посёлке считали их не от мира сего. Они на кладбище сторожами числились, куда устроились на работу сразу же после школы. Бабульки местные их подкармливали. Считали их чуть ли не блажными. За добрую безобидность и некую едва ли не ангельскую отрешённость.

Правда, у всё про всех знающего в здешней округе Иваныча на этот счёт было своё мнение. И очень простое. Типа, эта парочка уже года, как два где-то на заимке в лесных нехоженых дебрях имеет целую плантацию конопли, и собственно, на этой конопле оба они плотно и сидят.

Может то и правда. Ни Макса, ни Дрона я в адеквате ни разу после школы не видел. Но вот чего я действительно не ожидал, так то, что эти двое на поверку оказались долбанными грязными расистами. Впрочем, это оказалось неожиданностью для всех гостей моей вечеринки. ДАЖЕ для Иваныча.

Нет, понятное дело, увидеть ночью в нашем посёлке живого негра, — это уже неожиданность. Помню, мы даже вывалились из уазика Иваныча, все, как один, а было нас внутри человек двенадцать, не меньше, уставившись на это чудо. Мы как раз возвращались в мой дом из магазина затоваренные выпивкой под завязку, ну, чтоб до утра хватило вдосталь погулять. Нет, многое, конечно, случалось в нашем посёлке... Лет двадцать назад у нас тут даже метеорит упал, было дело, возле колхозного коровника., пастуха убило. Хм..

Но чтобы негр? Ночью? С баяном?

А Серёга и Жека мне потом даже признались, что вообще-то вот так вот живьём, увидели чернокожего человека впервые в своей жизни.

Не, парней тут можно понять. Хм... Я пока в Красноярск на учёбу не приехал, для меня-то Ильск, мамин-то родной город, казался мегаполисом, — а чё, населения аж целых шестьдесят тыщ душ. А уж у нас в Турске, в городе в котором мы с мамой жили, народу там и половины того не наберётся. Его как-то и картографы обычно забывают на картах отображать.

Посёлок-то, конечно, большой, зажиточный и народ у нас в большей части хороший, сердечный, гостеприимный, без камня за пазухой, но просто негров здесь всё же отродясь не бывало. А вот баянистов, к слову сказать, всегда хватало с избытком.

Рома даже предположил что, быть может, это всё же не негр, а наш родной шахтёр, ну, просто немытый, вот только-только из шахты?

Бред... До ближайшей шахты от наших мест пару тысяч километров, это минимум, как сразу с видом знатока возразил Илья, племянник Иваныча, что тут будет делать шахтёр? Да ещё и с баяном?

До Африки ещё дальше, флегматично заметил Никифор, мой пятиюродный брат.

Иваныч даже перепугался, мол, допились, — коллективная белка у всех, типа.

Да,...

в это легко можно было поверить в сложившейся ситуации.

Негр, кстати, тоже был пьян. И, походу, изрядно. Сидел он, в потёртых джинсах и майке на автобусной остановке, прямо на асфальте, привалившись спиной к покосившемуся фонарному столбу и играл на баяне. Хорошо играл, с душой. Майский вальс играл.

— Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай, — тянул он низким баритоном заунывно пьяно, с жутким акцентом, но в такт музыке и тщательно с нажимом выговаривая слова, — Тот цветущий и поющий яркий май.

В тусклом свете покачивающейся лампы на фонарном столбе его тёмная кожа как будто притягивала к себе наши взоры. Мы, замерев, тупо стояли, не решаясь проронить ни звука и глазели на чернокожего баяниста, появившегося в нашем посёлке посредине ночи, ровно как твой чёрт из табакерки.

Первым начал неистово креститься Макс, что-то истерично бубня себе под нос. А за ним и Дрон. Дрона вообще так затрясло ни с того, ни с сего, что он даже выронил на асфальт окурок своего огромного фирменного косяка. Того самого, который мы сообща давили по кругу в уазике, пока Иваныч рулил одной рукой обратно к дому, прихлёбывая водку прямо из бутылки в свободной руке.

— Вихри венцев в русском вальсе сквозь года, — лились меж тем тягучие сочные слова одной из самых прекрасных песен в мире, — Помнит сердце, не забудет никогда...

Нет, этого не отнять, играл и пел он очень хорошо. За душу брало. Иваныч даже всхлипнул, до того растрогался человек.

...