Рабыня. Часть 6

Раньше мы жили в областном центре. После того, как продали комнату в коммуналке, пришлось переехать в район. Денег, увы, хватило только на частный флигель в небольшом шахтёрском посёлке. Район был не перспективный, все шахты позакрывались, шахтёров выбросили на улицу. Каждый выживал, как мог. Многие вели натуральное хозяйство, держали коз, свиней, коров. По улицам посёлка бродили косяками гуси, во многих дворах кудахтали куры. Работы для молодёжи не было и она, дурея от скуки и безысходности жизни, толпами повалила в криминал. Девушки, естественно — в проститутки.

Оля с первого сентября пошла в школу, я с трудом устроилась уборщицей в частную гимназию. Работать приходилось вечером, когда занятия заканчивались и все расходились. Оставался только ночной сторож, да через смену приезжала машина вневедомственной охраны — по устной договорённости с директрисой охранники находились в гимназии всю ночь, по первому же звонку выезжая на вызов.

Я давно не была с мужчиной и, не смотря на незатухающую любовь к Кристине, стала присматриваться к сторожам и охранникам. Сторожа менялись через каждые сутки, были все в основном пенсионерами, к тому же закладывали за воротник, и меня совсем не заинтересовали. Охранники же приезжали всякий раз одни и те же. Водитель был пожилой, не очень разговорчивый — забыла, как зовут. Его напарник — бывший милицейский опер лет сорока пяти — с виду ничего, весёлый, общительный. Звали его Серёгой, и он начал со мной заигрывать. Я в принципе была не против, хоть совсем отвыкла уже от мужского общества, предпочитая — женское.

С дочкой Оленькой мы продолжали спать вместе и регулярно трахались, вылизывая до изнеможения друг другу киски и анальные дырочки. Это доставляло нам обеим безумный кейф. Причём, девочка моя стала постепенно доминировать в нашей семейной паре, и мне это тоже нравилось. Она всё чаще строго на меня покрикивала, заставляла делать всю тяжёлую работу по дому, иной раз оскорбляла меня, злилась за что-нибудь, а однажды даже больно ударила ладошкой по лицу. Я всё терпела и втайне радовалась, что у меня теперь есть новая маленькая госпожа. Признаться, после нашего поспешного отъезда, даже можно сказать бегства из родного города и разрыва отношений с Кристиной и её компанией, я сильно затосковала. Ну, о компании я не очень горевала, особенно о Натали, которая доставляла мне много беспокойства и по садистски изощрённо издевалась надо мной. Кристи же не выходила у меня из головы. Я по-прежнему любила свою прекрасную девочку и с упоением вспоминала наши с ней отношения, хоть они и были полны грязи, страха, боли и унижения. Но я с ужасом поняла, что пытки, побои и оскорбления постепенно стали мне необходимы как воздух, и я просто не могла уже без этого жить.

По ночам я часто просила Оленьку привязать меня ремнями к кровати, на которой я теперь спала, и хорошенько постегать розгами по голой спине и попе. Дочурка делала всё, что я хотела. Ей видимо и самой страшно нравилось сечь меня. Она выламывала в саду побольше тонких и гладких прутьев, крепко привязывала меня к кровати, чтобы я не дёргалась, сама тоже раздевалась до гола, надевала только высокие чёрные сапоги на длинной острой шпильке, от чего сильно смахивала на гестаповку, брала в руки первый прут и зверски наносила первый, самый болючий удар по моей попе. Я вскрикивала от неожиданности, острой, пронзающей всё моё существо боли, с силой дёргалась всем телом, сжимала обожжённые розгой, пухлые белые булочки ягодиц. Со страхом, затаившись, ждала следующего удара, как ждёт больной, напрягая все мышцы, укола медсестры в ягодицу. Удар неизменно хлестал по моему беззащитному телу, вздувая красным кровавым рубцом кожу на месте ожога розгой, и я кричала уже громче, дёргалась ещё сильнее. Тело моё, помимо моей воли, начинало дрожать мелкой дрожью, на глаза наворачивались слёзы. Я просила Ольгу — вначале, пока не привыкну, бить не так сильно. Но она не слушала и грязно оскорбляла в ответ. Входила во вкус порки и издевательства над беззащитной рабыней — а я и была теперь её рабыней — заводилась и секла что есть силы, стараясь причинить мне максимум боли и вырвать из моих уст безобразный животный крик или жалобные стоны и мольбы. Это тоже доставляло ей огромное наслаждение, и она то и дело темпераментно тёрла свободной левой рукой свою маленькую лысую киску.

Постепенно я тупела от боли, расслаблялась и уже слабо реагировала на экзекуцию. К тому же, с каждым новым жестоким ударом, по мере того, как попа и спина мои покрывались безобразными красными полосами и кроваво-фиолетовыми рубцами, в паху нарастало сладостное жжение. Да, мне хорошо было знакомо это острое сексуальное чувство, обычно предшествующее оргазму, который я испытывала от физической боли. Я была мазохистской, и этим всё было сказано. Я уже не просила Ольгу сечь меня не так сильно, а наоборот, умоляла ударить как можно больнее, потому что удовольствие при таком ударе намного увеличивалось. Как будто в попе и спине были особые эрогенные зоны, откликающиеся только на боль и пытки. Я постепенно теряла человеческий облик, отключалась от всего земного, реального и погружалась в какой-то вязкий, розовый, виртуальный мир, где были только секс и боль. Я уже не могла орать, охрипнув от боли, и только жалобно мычала, как настоящее, загнанное и измученное жестокими людьми животное.

...