Возрождение. Часть I и Часть II

Катя, будучи эстетной итальянкой, а не тупой русской дурочкой, которая только и могла что делать, как совоку-пляться со своим идиотом, прилегла на диванчик. Отец похрапывал. Хорошо. А ведь белья еще не изобрели, посети-ла ее мысль. Сиси –– вот они, не стянуты еще пока корсетом –– эту чушь изобретут хранцузы лет через двести, а может, и триста. Бля-адь, заебало. Бред какой.

И тут ее опять потянуло в натуре подрочить. Папанька спит. А что, если совершить это действо при нем, но именно тогда, когда он без сознания? Его желание так или эдак будет выполнено. Ухмыльнувшись, Катюха прокра-лась в гостиную.

Отец спал. И явно видел какие-то сны. Поленья в камине давно догорели; оставались лишь огромных размеров угли, не мешающие, впрочем, ничему. Катя села на табуретку. Почему-то прикосновение голой манденки к полиро-ванному дереву девушку возбудило. Катерина поерзала, устраиваясь поудобнее. А вот ведь засада! Губки непроиз-вольно расплющились по плоскости; стало приятно. Катя обмозговала ситуацию. Сидишь ты тут одна, думалось ей, в своем дешевом сарафанчике, а отец тупо посапывает перед камином, грезя, надо думать, о молоденьких девушках, которые то и дело, задирая юбки, трогают свои клиторки. С его точки зрения, наверно, это вовсе недурное зрелище. Хотел же он меня увидеть… Это… Хм… Ну, когда я занимаюсь э т и м перед сном…

Катя пересела в кресло для гостей. А какой у него член, интересно? Толстый, наверно. Не то, что у Петрония.

Блин! Сиденье почему-то возбуждало девушку больше и больше. Пиздушка загоралась все более ярким огнем. Холодная герметичная кожа не давала умнице обмозговать то, чего не было.

Что дальше? –– думала уныло Катя, наяривая свой эрзац-пенис. Папаня всхрапнул.

Раз он спит, решила Катюха, подрочу-ка я по полной программе. Я, бля, вставлю себе по самое некуда, а не то что, как принято.

Катя разулась. Прошла босиком мимо камина. Папаня приоткрыл один глаз, а потом закрыл и стал вновь поса-пывать. Интересно, он почивает или притворяется? Задрав юбку (больше не было сил терпеть), девчонушка встала напротив камина, попой к нему, а лицом к папане, и решила по-быстрому кончить. Не тут-то было. Хотя интимный шорох углей несколько и расслаблял девушку, ей таки никак не удавалось кончить. Папик всхрапнул и слегка пере-менил позу. Катеринка прикинула, что сегодня ее существу придется испытать в себе что-нибудь твердое, вроде ру-коятки сковородки (папаню ведь не добудишься).

Металлическая посуда смахивала на дебильную легенду о том, что некий квартет якобы для завоевания популяр-ности на первом выступлении вооружился стульчаками, подвязав их веревочками и нырнул головами в девайсы. Стоп, тормознула она себя. Они еще не изобретены. Ей приходилось, как и обычным крестьянкам, приходилось раз-решать некоторые интимные подробности либо на природе, либо в примитивном сортире, коий представлял собой убогий сарай с большущей дырой. Такова проза Ренессанса. Чисто вымытые сковородки ее же руками с утра (ко-овки тоже были подоены) матово блестели по-черному и как бы намекали, что, мол, неплохо бы их употребить аль-тернативно.

Взглянув еще раз на спящего папу, Катя шмыгнула к плите, схватила не самую большую сковородку (но и не са-мую маленькую, заметим) и, расставив широко стройные ноги, быстро ввела рукоятку по самое некуда –– так глубо-ко, что губки интимно чмокнули (или это чмокнула дыренка? Да, скорее всего, это было так). Твердая деревянная ручка была куда круче Петрониевского пениса, этой жалкой пародии на коня с крыльями, являвшемуся Кате в снах и овладевавшего ей, как водится, по-конски. Красотка охнула –– настолько все это было загадочно и необычно. Ско-вородка с грохотом приземлилась на пол. Папаня проснулся.

Девушка стояла перед ним с голою пиздою, забыв одернуть юбку. Губки с клиторком влажно поблескивали, во-лосики топрощились по сторонам.

–– Ой, –– сказала Катя, покраснела, прикрыла срамоту, присела и сделала вид, что что-то ищет на полу. Как на-зло, в ее поле зрения не попадалось ничего, кроме давно прогоревших угольков-катышков.

–– Не «ой», доченька, а покажи-ка мне пизду. Да-да, всю пизду. Целиком. Кончай ты это дело –– загораживаться юбчонкой.

–– Но, папаня…

–– Стесняешься? Я ведь тебя этим и породил, –– отец внушительно почесал детородный орган. Кате стало инте-ресно и она слегка юбочку приподняла.

–– Так? –– спросила она.

–– Нет, не так!

–– Но, папа, выше у меня только клитор!

–– А вот его-то и покажи.

–– Папенька…

–– С Петрушкой ебалась, признавайся?

–– Да…

–– И что ж, тебе теперь стыдно покрасоваться своим голым курком? –– Отец засмеялся. –– Да знаешь ли ты, на-сколько были просты нравы в деревне, откуда я родом? Взрослые ни насколько не стеснялись друг друга, ни на ско-лечко!... Что говорить о детях! Гуляя в гороховом поле, мы никогда не делали проблемы из-за справления нужды. Вынуть членик, да побрызгать им при девочках –– никто просто ни о чем таком не думал. Стыд! Чушь какая-то со-бачья! Девчонки тоже не заморачивались –– они так и норовили обоссать нас, когда мы купались голышом. Был у нас такой маленький пляжик –– мы с Хосе Алонсио, испанцем, часто любили ходить туда. Девчонки подглядывали, а затем, раздевшись донага, с визгом сигали на наши спины. Писать им было не стыдно, напротив, они с удовольст-вием растопыривали губки у пускали струйки. Писающая девочка, особенно когда она мочится, видя, как за ней на-блюдает пацанишка –– о, как это было приятно и бесстыдно!
...