Высечь меня должны были на улице, вернее, в полузакрытом сарае, где стояла низкая лавка, вкопанная в землю – она уже не раз использовалась Анжелой именно в этих целях. Мне нравилось то, что в скамье по её заказу была прорезана дыра в том месте, где должны были быть мои член и яйца. Это было очень удобно, поскольку во время экзекуции у меня обязательно наступала эрекция, и вставший член просовывался в дыру. Во время самой порки боль затмевает все остальные чувства, но через какое-то время, если меня оставляют лежать на скамье, разгоряченного розгами, я почти кончаю. И если какая-то из подружек во время или после порки меня подрочит, то лучшего оргазма и желать нельзя.

Марина подает Анжеле цепь, которую Катя пристегивает к моему ошейнику. Я всё еще на коленях, только когда Анжела дергает за цепочку, я встаю и на полусогнутых выхожу следом. На скамью я ложусь сам. Девушки привязывают меня теми же кожаными ремешками за руки и за ноги, слегка растягивая мое тело, но всё же не так, чтобы я не мог пошевельнуться.

Я закрываю глаза. Моя кожа соприкасается с деревянной скамьей, член уже стоит и возбуждение нарастает. Сейчас меня будут сечь! Пять прекрасных девушек готовят розги для меня. Я почти счастлив. Вы вряд ли сможете понять, но это так. Меня отстегают по-настоящему! Страх сменяется желанием, я хочу, чтобы наказание началось как можно скорее, но вдруг снова впадаю в панику. Ничего, я выдержу! Розги – это всё-таки не хлыст. Анжела по обыкновению порет меня первой, она как бы задает темп, и другие девушки обычно не превышают по силе её ударов. Но не всегда.

- Ну что, начинать? – спрашивает она подруг.

- Начинай!

Анжела берет розгу в руку. Обычно она берет пять-шесть прутьев, наверное и на этот раз. Тонкий свист. Неуловимое мгновение, когда прутья ложатся на кожу первый раз. И боль. Я не имею права кричать слишком громко – меня могут услышать. Из самолюбия (остатки у меня еще сохранились) я сдерживаю стон. Снова свист. Боль. Сдерживаюсь. Я не вижу, как Анжела хлещет меня, но представляю её себе очень хорошо, у неё дома обычно мне всё видно в зеркало. Поэтому к боли уже примешивается чувственное наслаждение. Но пока я должен вытерпеть боль. Три… Четыре… Пять… Ничего, я выдержу. Пока что даже не очень больно. Это больнее, чем ремень, но совсем не страшно по сравнению с хлыстом. Девять… Десять… Анжела делает перерыв. Кожа на заднице уже болит постоянно, вне зависимости от ударов, каждый поцелуй розги только усиливает боль на секунду. Во рту пересохло. Я поворачиваю голову и любуюсь моей Госпожой. Вид Анжелы с розгой в руке невероятно возбуждает меня. Кайф начинает вытеснять боль. О, как я благодарен своей Госпоже за то, что она догадывается сделать паузу, позволяет боли превратиться в удовольствие и лишь потом начинает снова!

Благодаря этому второй десяток я выдерживаю легко. Анжела догадывается о моих чувствах и ослабляет силу ударов. Я восхищаюсь ею и со всей искренностью шепчу: «Я люблю Вас, моя Госпожа». Больше не издаю ни звука. Выдержать порку для меня в некотором роде – дело чести. Только на скамье я еще чувствую себя мужчиной, еще могу доказать свою силу воли. Поэтому я уже без трепета встречаю следующие двадцать ударов. Вообще-то очередь Аллы, но на этот раз Марина просит уступить ей. Алла соглашается, хоть и понимает, что Марина хочет довести меня до крика.

Марина берется за дело всерьез. Её удары обжигают мою кожу гораздо сильнее, она вырывает у меня громкий стон уже через несколько взмахов. И перерыва она не делает, все двадцать я получаю быстро. Мое сопротивление приводит её в гнев. Розга яростно свистит в воздухе. Вжик! Больно! Вжик! Больно! Я извиваюсь на скамье и непроизвольно пытаюсь вырваться из своих ремней. Мне уже понятно, что Марина победила. Я начинаю униженно молить о пощаде. Девушки хихикают, а Марина только стегает сильнее. В отчаянии я кричу:

- Не надо! Пожалуйста! Марина! Хватит! Пожалуйста, умоляю! Я твой раб! Пощади меня! Я урод, я ублюдок! Я идиот! Пожалуйста!! Марина, я люблю тебя! Я люблю тебя!!

Боль прекращается, но не потому, что Марина сжалилась надо мной, а потому, что её двадцать ударов кончились. Я прошу о передышке. Мне её великодушно дают. Я прихожу в себя. Боль быстро отпускает, и мне уже мучительно стыдно за свои крики. Но я не задумываюсь об этом, потому что розги берет Алла. Она не так жестока ко мне, но все же удары приходятся по уже исхлестанным ягодицам. Поэтому я продолжаю стонать. Алла решает разнообразить программу, и опускает розгу на плечи. Это даже легче, хоть какая-то передышка заднице. «Я люблю тебя, Алла!» - вырывается у меня. Я чувствую себя даже обязанным сказать так, ведь я только что признался в любви к Марине, которая относится ко мне так отвратительно. И я сказал это не для того, чтобы избавиться от боли. Во время порки меня охватывает чувственное влечение к той девушке, которая держит плеть или розгу. А когда боль заглушает всё, то остается что-то психологическое, желание подчиняться красотке, которая истязает меня.

Pages: 1 2 3 4 5