Каникулы Сётакон

Саша был уверен, что, где бы он ни оказался, он всегда будет принадлежать своему вождю. Следующей его мыслью стали обстоятельства его прибытия в эту часть земли. Ведь если, несмотря на природное запустение этого места, сюда его привёз всё-таки поезд, то возможны, стало быть, подобные способы воздействия на это космическое пространство, и их следует отыскать.

- Эге-гей, птицы! Чайки! Что вы смотрите на голого мальчика! У меня есть начальник получше вас, так-то! - Саша разбежался по горячему песку и нырнул в воду.

Чайки покричали и полетели ловить рыбу. Саша поплавал, вышел из прибрежной пены на берег и вновь укрылся в роще от палящего солнца. Вскоре его сморило, и он задремал, отчасти надеясь, что проснётся в привычном мире с бутербродами.

Сашу разбудили звонкие голоса. Он открыл глаза и увидел, как на берегу голые девушки играют в волейбол.

«Наконец-то что-то нормальное, нормальная женская пизда, а не воображаемые поезда.» Саша улыбнулся, отметив, что выразил свои мысли в рифму. Тут мяч, закрученный высокой смуглой круглогрудой девицей с волосами, стянутыми на макушке, стремительно понёсся в сторону рощи, с шумом растолкал листву, пробил ветки и звонко ударил мальчика прямо по письке.

Саша сжал зубы, катаясь между деревьев, пережидая, когда исчезнут жестокие жёлтые круги перед глазами. Боль постепенно отступала, уступая место обычному опьянению, постоянному спутнику Саши в его мазохистских подвигах.

Саша лежал на спине, раскинув ноги, и неспешно вкушал свою амброзию. Ему совсем не хотелось отвлекаться, но он всё же дотянулся до мяча и осторожно выкатил его на опушку. Девушка с бронзовым загаром, отправленная подругами за мячом, красиво наклонилась, красиво подобрала мяч и красиво зашагала обратно к морю.

Саша, опьянённый болью, наблюдал за играми девушек, думая, что такого наслаждения ему, пожалуй, ещё не доводилось испытывать.

Девушки искупались, собрали просохшее бельё, надели свои хламиды и шляпы и стали удаляться, бредя по щиколотку в пене прибоя.

Саша тоже оделся, осторожно расположив свою ноющую письку вертикально вверх под минимальной тканью, и медленно пошёл за ними на приличном расстоянии.

Так он попал в город, малолюдный из-за полуденного зноя, и, подойдя к разноцветному дворцу, по причине яркой белизны своих ягодиц на смуглом фоне местных жителей, был настойчиво приглашён к самому царю.

Алкиной, с ухоженной смоляной бородой, распространял вокруг себя очень приятные ароматы и вообще вёл себя очень дружелюбно. Он предложил мальчику ванну и притирания и блюдо с разными сырами, предупредив, что вечером, когда сойдёт жара, начнётся пир в честь чужеземца.

Как ни мал был городок, но Саше показалось, что в столовой, освещённой бронзовыми лампами на масле, собрались все его обитатели. И не было никакого Жени рядом, который знал, как вращаться в обществе.

В зал чередой вошли грациозные длинноногие отроки в ярком и крайне коротком. Они подходили к столам и наливали в сосуды. Раскрашенный благоухающий кудрявый малыш наполнял Саше, вопросительно улыбаясь, не хватит ли.

- Эфхаристо, - проговорил Саша, стараясь быть учтивым. Он вспомнил и ещё одно слово, желая похвалить красивого отрока. - Калос!

- У царя можно говорить на любом языке, мы понимаем, - покраснел тот.

Раздались простые строгие звуки малострунной форминги. Шумные разговоры стихли, когда Алкиной произнёс, обращаясь к Саше:

- Так Дионис, пития взявший повод, в божественном списке

Хоть и не первый, но нам поспособствует верно

Чествовать Зевса первейшего, с ним и супругу,

И обитателей всех олимпийской вершины,

Давших нам правила, этику и непростые законы,

Среди которых закон о приветливости к чужеземцам.

...