Каникулы Сётакон

Андрей Андреевич еле сдерживался, его хуй озверело рыскал по штанам, ища себе выхода. Мальчик держался прекрасно, его ягодицы приобретали спелую багровость. Андрей Андреевич понял, что Саше для сытости требуется гораздо больше того, чем он его сейчас потчует. Он даже и провёл серию ударов, оставляющих следы, но всё-таки решил на этом закончить, потому что уже едва владел собой от наслаждения.

Он остановился и хрипло рыкнул:

- Молодец, Чунга-Чанга.

Оба некоторое время приходили в себя в разных углах ринга.

Андрей Андреевич вновь поставил Сашу на колени перед собой, надел на него ошейник и застегнул его.

Мальчик горячо расцеловал руки своего наставника, который стал теперь его вождём.

Саше безумно хотелось сделать для своего начальника что-то хорошее, но не бежать же в такой необыкновенный момент за ведром и тряпкой, чтобы исправить своё непослушание! Мальчик порывисто прижался лицом в пах своего господина в надежде угадать, уловить малейшее желание сверху.

Когда на его затылок легла рука вождя, маленький раб, не сомневаясь больше ни секунды, быстро, но осторожно пробрался внутрь брюк и почтительно извлёк громадный, переливающийся венами хуй, и прижал его к своим губам.

Вождь ощутил, как его корабль поднял паруса в смешливом рту Чунга-Чанги, начав мучительно-сладкое плавание по уютным заливам дерзкого мальчишки, срываясь временами в опьяняющий омут, в котором в конце-концов и выстрелила беззвучно пушка.

Саша облизал губы, опустился было ягодицами на пятки, но сразу же подскочил вверх, кривясь от боли.

Андрей Андреевич застегнулся, достал из портфеля заживляющую мазь, и они перешли в комнату, где Саша лёг кверху спиной на диван на подстеленное полотенце, а Андрей Андреевич осторожно втирал мазь ему в ягодицы, едва не целуя их.

Очень быстро он вновь возбудился, попадая пальцами на неминуемую дырочку, которая сдалась почти сразу и впустила вначале пальцы, а потом и хуй.

Андрей Андреевич принудил Сашу встать раком, держал свой хуй в его попе, но не двигался, а мальчик бешено извивался на хую и стонал, и причитал, впервые по-настоящему возбудившись.

Андрей Андреевич тогда крепко прижался к мальчику, запустив свои руки ему на грудь, лаская наощупь соски. Саша заверещал. Тогда Андрей Андреевич смилостивился над мальчишкой и начал его ебать. Писька у Саши невероятно распухла, как никогда до этого. Он явственно ощущал приливы наслаждения внутри, а не снаружи, и от такого-то движения внутри него его писька, едва Андрей Андреевич взялся было за неё, вдруг ошалело стрельнула, у мальчика из глаз посыпались искры, а по телу разлилось счастливое опьянение.

Андрей Андреевич вынул свой блестящий хуй из мальчугана, и из сашиной попы сразу же потекло спущенное семя. Оба кончили этой ночью семь раз.

Они так и заснули на диване, прижавшись друг к другу, накрывшись рубашкой Андрея Андреевича, и видели один и тот же сон про море.

- Что ты говоришь, я не понимаю? Твой вождь тебя порол? Прямо вот как барин своего крепостного холопа? - Глаза у Жени были круглые, как у кошки, а голос стал совсем незнакомым и пугающим. - Пошли в милицию сейчас же!

Саша тоже испугался. Он представил, как милиционеры разденут его и устроят осмотр, как в военкомате. А ведь его ягодицы украшены восхитительными лиловыми полосами, и когда, придя домой после учёбы, он приспускает брюки перед зеркалом, рассматривая через плечо эти иероглифы из неведомого космоса, и не может наглядеться, и возбуждается, и вспоминает своё новое начальство, и ждёт встречи с ним как самого дорогого подарка в жизни. Нет, в милиции его не поймут. Да и Женя не очень-то понимает, что значит Андрей Андреевич для Чунга-Чанги.

Мальчики гуляли в горсаду. Выпал первый снег, ещё несмелый и непостоянный, он таял всюду, куда его занесло, и отовсюду стекали струйки воды. На небе была уютная серо-голубая шапка из осенних туч.

Саша быстро соображал и наконец воскликнул:

...