Каникулы Сётакон

Саша быстро крикнул:

- Солнце!

- Точно; иммер шайне... - напел Андрей Андреевич известную песню.

- … ди зонне! - радостно подхватил Саша.

- И вот этот самый зондек, защита от солнца, очень быстро обрусел, став обычным зонтиком. И потом уже появилось и слово «зонт» из ниоткуда.

- Интересно как с Вами, Андрей Андреевич, ух! - Саша размышлял, что бы ему такого тоже сказать в общую беседу. - А знаете, как зовут собаку Рейгана?

- Что-то не припомню. В «Международной панораме» об этом не было. Ну и как же?

- Рональд.

- Ах, в этом смысле! - Андрей Андреевич улыбнулся. - Между прочим, собаки и вообще домашние животные, наши любимцы, умеют выражаться без языка. Я имею в виду, что разговаривать они не умеют, но зато умеют выразить свои чувства своим телом, движениями, жестами. Например, в балете не говорят, но сами движения танцовщика прекрасно передают настроение. Или в танце. А в опере, наоборот, говорят и даже поют, но совсем почти не двигаются на сцене.

Тропинка вывела их к домам на Мичуринской, только на пути растеклась лужа. Дождь кончился, небо прояснилось, Андрей Андреевич вернул Саше зонт, осмотрелся, потом взял душистого мальчика на руки и решительно двинулся к воде.

- Там должен быть брод, - прошептал Саша, обнимая Андрея Андреевича за шею. - Так всегда: кажется, что лужа одинаково глубокая, и все её обходят, а в действительности есть мелководье, и по нему можно пройти, особенно если каблуки высокие.

Андрей Андреевич, как ни всматривался, никакого брода не увидел, шагнул наугад и ушёл в воду по колено.

- Наверное, каблуки не высокие, - проговорил он севшим голосом, выйдя на тротуар и медленно опуская Сашу.

Позади волна качала звёзды, появившиеся вверху и внизу.

Он заметил, что глаза мальчика полуприкрыты.

Саша в объятиях испытал вдруг сонливость, он рассказывал, будто во сне:

- Мой друг однажды позвонил мне, в школе ещё, и пригласил гулять. Я ему говорю, дождь же, как гулять-то? А он мне такой: «Да под дождём как раз самое то гулять!» Ну, он меня уговорил, мы встретились на остановке и пошли вокруг квартала. И правда, очень хорошо всё вышло!

- А сейчас как вышло? - спросил Андрей Андреевич тихо.

Саша, всё такой же волоокий, потянулся к нему, вновь обнял его руками и поцеловал в щёку.

Они молча дошли до пятиэтажки, Саша открыл деревянную дверь; пружина приятно звякнула.

В квартире Саша потянул своего гостя на кухню:

- Вы можете зажечь духовку в плите? Спички такие короткие, я боюсь зажигать, там всё так сразу вспыхивает внизу.

Андрей Андреевич зажёг духовку, от которой сразу пошло тепло (в домах ещё не включили водяное отопление), а мальчик убежал переодеться, объяснив это тем, что он замёрз в своей одежде.

«Кто бы мог подумать», подумал Андрей Андреевич, снял промокшие носки, сел к столу, положив ноги на придвинутый к духовке табурет.

«Давно не было у меня приключений. Заработался. Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня грешного, но какой же славный мальчуган! Всё-таки надо бы с ним построже, вон как квартиру запустил; когда уборку делал последний раз?.. Что это я? Кто я ему? У него и отец, говорил, есть. Ходят ведь по городу такие вот, чего б не снять да не попользоваться! Куда я лезу?.. Да вот не такой он, вот что! А какой же, позвольте узнать? Не девственник же, видно же невооружённым глазом. Экая стройняшка ароматная, ивушка гибкая.»

Из комнаты через коридор зазвучала «Чунга-Чанга». Послышались прыжки в такт песне. В кухню впорхнул Саша, он прыгал, вертелся во все стороны, танцуя негритянский танец. На мальчике было чёрное трико, какие носят гимнастки, только кончалось оно на его теле ужасно высоко: на талии по бокам материя заканчивалась, оставляя бёдра голыми, а по животу спускалась в пах довольно узким треугольником. Такой же чёрный треугольник нырял своей вершиной между ягодиц, подчёркивая попу по всей её небольшой ширине; вкупе с открытыми боками сашин таз смотрелся умопомрачительно ярко и широко сравнительно с чёрной узкой спинкой. На ногах у Саши были чёрные шерстяные чулки.

...