Каникулы Сётакон

- На втором этаже. - Саша помедлил, словно раздумывая, говорить ли дальше, и продолжил. - Мне нравится. Я люблю, чтоб без занавесок. Конечно, так с улицы всё видно, но мне это даже приятно. По вечерам я порой танцую у окна, ну так, знаете... голышом. В один и тот же час, потому что у меня есть зрители там, в кустах. Они меня ждут в одно и то же время, я их не хочу расстраивать.

- А мне нравится смотреть в освещённые окна, когда я гуляю по городу вечерами. Но как же ты танцуешь? Ты один разве живёшь?

- Да, мои родители уехали в командировку в Африку строить атомную электростанцию. Как только я поступил в институт, они сразу и уехали, сказали, чтоб я теперь самостоятельно жил. - Саша прочертил на стекле линию и добавил. - А если б Вы на прогулке... Ну, вот Вы говорите, что гуляете вечером... И вот если б Вы случайно посмотрели в моё окно... И увидели б меня?

- Понимаешь, я смотрю в окна, потому что уверен, что все люди, которые там, мне незнакомы. Я их не знаю, и поэтому я придумываю для них жизнь. А с тобой наоборот: с тобой я уже успел познакомиться, и я уже отвечаю за тебя. Я не могу придумать за тебя. Если я увижу, как ты танцуешь в окне, я... я... я тебя выпорю.

Саша вздохнул и обречённо буркнул:

- Пошли ко мне пожрём чего-нибудь. Вы ж не женаты?

Андрей Андреевич не нашёл ничего лучшего, как кивнуть один раз положительно и один раз отрицательно.

Они оделись в гардеробе и пошли через пустырь. Светились большие окна столовой, через далёкий перекрёсток светились бело-синие буквы над магазином «Океан».

Андрей Андреевич твёрдо держал в кулаке Сашин малиновый зонт, а Саша, в коротком плаще, держался за локоть Андрея Андреевича.

Было влажно, дождь накрапывал, запах полыни растекался по окрестностям.

- Почему в букве «О» нет отверстия? - говорил Саша.

- Как же нет, когда есть, - ответил рассеянно Андрей Андреевич. Он всё-таки размышлял над прочитанным только что на симпозиуме.

- Да нет, на магазине же! - воскликнул Саша.

Андрей Андреевич обернулся к «Океану». И вспомнил, что его самого тоже удивляло стекло, вставленное в круглый обод из нержавеющей стали, где изнутри зажигались вечерами лампочки. Конечно, теперь он понимал, что сделать сплошной стеклянный круг проще, или, возможно, так нарочно придумали для красоты, но одно дело — понять самому, а другое — объяснить всё такому вот доверчивому мальчугану.

Андрей Андреевич встряхнулся.

- Видишь ли, Саша, - начал он. - Нам просто повезло, и на моём веку, и на твоём, что алфавит не очень-то и изменился. Но если мы посчитаем это дело на столетия? на тысячелетия? Те люди вообще не узнали бы сейчас свои буквы, которые мы изменили до неузнаваемости. Всё относительно, друг мой. Может быть, следующее поколение будет писать «о» без отверстия. А возьмём Азию — у японцев вот иероглифы.

Саша поскользнулся и вцепился в рукав Андрея Андреевича.

- Кстати, знаете, как зовут известного японского гонщика?

- Не знаю, - сказал Андрей Андреевич. - Как?

- Тояма Токанава, - выпалил Саша.

Оба засмеялись.

- А ты знаешь, какое слово более древнее: «зонт» или «зонтик»?

Саша чувствовал подвох, но наверняка не знал, и потому стал рассуждать логически:

- Если к слову прибавляют суффикс, то оно уже не такое древнее, как то слово, что было без суффикса. Значит, сначала появился «зонт», а потом «зонтик».

- Ты прав в целом, - отозвался Андрей Андреевич серьёзно. - но здесь исключение. Ты какой язык в школе учил?

- Немецкий.

- Ага! Тогда тебе будет понятно. Это слово пришло к нам из голландского языка, который почти как немецкий. В голландском есть такое слово, зонндеке. Давай его переведём. Деке — это покрытие, а зонне что такое?

...